Сидя в машине и выруливая на трассу, я повторил их вслух.
Надо было Батю хотя б частично довести до состояния Томича — чтоб они совпали краями.
Они знали: если он отвернётся — их придут убить.
Сделал звонок — прямо в секретариат Главы Донецкой народной республики: никем не признанной, но существующей страны, где я уже год на тот момент жил и служил, в которую верил как в свет собственного детства, как в отца, как в первую любовь, как в любимое стихотворение, как в молитву, которая помогла в страшный час…
И вот, говорю, ночь, самый дальний её закуток, самые крепкие жмурки.
Я пожевал ртом — они мне на вопросы не отвечают, чего мне им рассказывать про свою жизнь.