Свет стал ярче, звуки громче. Вернулось обоняние.
О Каре? Вот и нарисовалась еще одна особенная. И ей не нужен пропуск в виде язвы-доктора, чтобы приходить сюда, когда заблагорассудится.
С минуту мы смотрели друг на друга, и я первой отвела глаза. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.
Рысь негромко рассмеялся. Поднялся, отряхнулся от снега. Фыркнул, сдувая упавшую на лицо прядь.
Подозрительно хорошее настроение, а вместо привычного хамства – бесцеремонность. К чему бы это?
– Но если вы решите открыться отцу, – продолжил Оливер, – и, возможно, уехать, я это пойму. Даже одобрю, наверное.