Две вазы. И еще одно заклятье, которое попыталось воспротивиться моему появлению. Задрожала сеть. Прогнулась. И когда я дернула за опорную нить, рассыпалась . А где-то наверху зазвенели колокольчики, предупреждая о визите незваного гостя. Пусто. Почему так пусто? Я догадывалась, что это за место. Только для своих… только для избранных… годовой взнос в двадцать тысяч марок и такое же пожертвование служителю храма,и тогда, быть может, ты получишь заветную золотую маску-пропуск.
– И что она не просто завладела этой силой, но и разделила ее со смертными женщинами…
Тесна. Но хватило места для кровати и для люльки, в которой дремал младенец. Я склонилась над колыбелью… и здесь тьмой веет. Обе ведьмы, стало быть… Я положила девочку на кровать и обернулась к женщине, что стояла, прижавшись к стене. Я чувствовала ее страх,и мне это не нравилось.
Да? Как-то иные у меня представления о хороших подарках. Впрочем, кто я такая?
А я решительно откинула крышку. И белый листок бумаги бабочкой выпорхнул из шкатулки. Закружился, опустился мне на колени. Замер… Просто листок. Белый. Оборванный с одного края, измятый – с другого. И отпечаток детской алой ладони на нем выглядит нарядно. Я подняла листок двумя пальцами и поднесла к носу. Не кровь. Краска. И чей это… или мой? Конечно. Зачем ей xранить отпечатки чужих рук? В шкатулке обнаружился кинжал. Такой вот… характерного вида кинжал с узким слегка изогнутым клинком и темной рукоятью. Очень темной. Дерево. Кто делает кинжалы из дерева? Но мягкое, теплое, оно ластилось, просто умоляло взять в руки… и я поддалась. Бережно вынула кинжал, прижала к щеке. А клинок острый…
Поджатые губы. Пальцы стучат по подлокотнику кресла. Матушка прикрыла глаза, делая вид, что мыслями она далеко,и вообще присутствует лишь потому, что манеры ее не настолько плохи, дабы проигнорировать гостей, пусть и столь неудобных.