– Пш-ла, пакость! – крикнул он. – На бульон бы тебя, да одни кости. Мешок блох. А ну!
Мой взгляд невольно зацепился за весы с песком, и на душе стало грустно. Очень хотелось верить, что добрая часть меня победила злую.
– Не хочу! Не хочу говорить про них! И знать их не хочу, – заявляла я, жутко обижаясь на тех, из-за кого мама так долго грустила.
Воображение уже рисовало мою печальную участь, а глупое сердце все еще верило в чудеса и отчаянно стучало, продлевая муки. Когда челюсти щелкнули, я сжала кулаки и зажмурилась, почему-то совершенно не ощущая боли.
– Молчать, заговорищик! – ответил он, брезгливо откидывая мою руку в сторону. – Все женщин – пиранья! Не доверять ей!
Оставив его, я подозвал Тога и несколько минут объяснял, что именно от него требовалось. Воины тем временем волновались, хмурились, но не противились моему решению.