Одобрительное ворчание, раздавшееся в ответ, подбодрило меня лучше всякого допинга.
Из смотровой я выскочила, как пробка из бутылки шампанского. Иначе не выдержала бы и кинулась рвать тварь. Но нельзя. Нельзя! Моя задача — провернуть всё очень тихо и не выдать своего присутствия. Что же делать?
Я даже успела задремать под ритмичное постукивание то ли шаров, то ли других каких гусеничных ног. Бесцеремонно пристроилась на плече у рыжего, не обращая внимания на его диковатый взгляд и попытки тихо отодвинуться. Только поймала слегка когтистой лапой и вернула на место — ибо подушки должны сидеть смирно, не пищать и не ползать.
Приступ потихоньку прошёл. Боль оставила лишь тянущее эхо. Я отдышалась, повернула голову. Ленка, проигнорировав Таху и Гюрзу, подошла к парням.
Этот барсук сначала осмотрел меня с ног до головы, потом обратно, хмыкнул совсем по человечески, взял и перекинулся. И встал, тоже… голый. Э, да. Я как-то забыла этот нюанс.
А потом его там, наверху, чуть не сожрала кунежулица — этакая помесь куницы и жужелицы, и мохнатый комок нецензурного цоканья живо понял, что уроки выживания никому не помешают. До улья мы еще когда доберемся, а голодные хищники уже здесь.