Я даже успела задремать под ритмичное постукивание то ли шаров, то ли других каких гусеничных ног. Бесцеремонно пристроилась на плече у рыжего, не обращая внимания на его диковатый взгляд и попытки тихо отодвинуться. Только поймала слегка когтистой лапой и вернула на место — ибо подушки должны сидеть смирно, не пищать и не ползать.
Приступ потихоньку прошёл. Боль оставила лишь тянущее эхо. Я отдышалась, повернула голову. Ленка, проигнорировав Таху и Гюрзу, подошла к парням.
Этот барсук сначала осмотрел меня с ног до головы, потом обратно, хмыкнул совсем по человечески, взял и перекинулся. И встал, тоже… голый. Э, да. Я как-то забыла этот нюанс.
А потом его там, наверху, чуть не сожрала кунежулица — этакая помесь куницы и жужелицы, и мохнатый комок нецензурного цоканья живо понял, что уроки выживания никому не помешают. До улья мы еще когда доберемся, а голодные хищники уже здесь.
Обратно я плёлся как на казнь. Нет! На казнь бы я сейчас бежал впереди планеты всей. А вот в нору… Но надо. Надо вернуть себе нормальный вид.
Первым пошёл Бер. Вряд ли нас чем плохим удивят, после детдомовской баланды. Марук взял миску, зачерпнул поданным Чуем половником из котла похлёбку. Налил до краёв. Я уловила восхитительнейший аромат мяса. Живём!