В пресловутый посёлок Иллика входила с некой опаской – что-то же произошло у них ночью, но с виду всё было совершенно обычно. Торопились по своим делам жители, бросая любопытные взгляды на приезжих, играли дети, вон стадо коров возвращается с пастбища… И всё же отмахнуться от ночных событий нельзя.
– Ого… – сказал Оккар, сам себе до конца не веря. Нет, это прекрасно объясняет лебединую верность принца-консорта императрице, что было удивительно для всех, кто его знал, но всё же… всё же невероятно.
– Выпьешь? – спросил принц, не дождавшись комментариев.
Интересно, а что же Пятеро его жёнушке отмерили? Храбрость и Любовь? Мудростью-то тут явно и не пахнет… А вот безрассудства хоть отбавляй. В том, что Любовью его жена одарена, Оккар тоже ничуть не сомневался – в его картине мира это был недостаток, почти синоним глупости и недалёкости. Стоит ли сомневаться, что уж этого добра в его спутнице жизни даже сверх всякой меры?
Зачем ей обязательно надо, чтобы было больно, Илька сама толком не понимает, но отчаянно не хочет, чтобы Оккар её жалел. Жалость унижает.
Колдун был уже готов отказаться от всего. Совершенно без всякой надежды, но всё же с неизменным почтением, капнул крови на алтарь и прикрыл глаза. Минуту постоять, тщетно вслушиваясь в себя, как это происходит уже много лет, и, так и не получив ответа, уйти. И плюнуть на всё, и жить, наконец, в своё удовольствие, забыв про данный сгоряча обет. Но Тёмный неожиданно ответил. Впервые за очень долгое время, вот жаль только, что ответил совершенно непонятно. «В огне потеряешь себя и вновь обретёшь, и пламя даст тебе силу». Оккар непроизвольно вздрогнул – на костёр ему, как и всякому здравомыслящему колдуну, совершенно не хотелось. Но спорить и переспрашивать как-то не с руки. Да и ноющая пустота в груди, требовавшая бросить всё и просто лежать пластом, ожидая, что всё как-то само наладится или наоборот сколлапсирует, куда-то подевалась.