Доносится: «Три черные яловки». Потом: «Убили у меня сына».
Потом был узкий отвесный коридор со ступенями, грани которого сгладились от долгого использования.
Маска сияла как зеркало, в отверстиях ее таился мрак.
Где-то высоко каркает ворон. Через какое-то время слышен скрип, звучащий словно отчаянный, протяжный стон. Трещат зажатые вокруг древка волокна лыка и белые слои древесины. По гладкому Стволу с отпечатанными кровавыми следами ладоней ползет ручеек сока. Копье начинает двигаться, все глубже втыкается в Ствол.
Птица закинула на спину длинную, с высокого человека, шею и повернула голову, таращась на меня глазом размером с хорошую тарелку. Моргнуло синеватое веко. Я сглотнул.
– Whah'ta, – повторяю я. «Вода». Или «той воды». Нет… тогда бы, скорее, было w'hah'ta…