Десятник поднял глаза и встретился взглядом с зеркальной маской жреца, посверкивающей, словно полная луна. Поднялся с кресла и прижал ко лбу кулак.
Наша двуколка катилась сквозь толпу, пока мы не достигли площадки перед мостом. Некогда это была большая, округлая торговая площадь, куда сходились все дороги, ведшие сквозь город. Ее окружали постоялые дворы и караван-сараи, а в лавках можно было купить товары из самых дальних уголков империи.
Я выхожу в ворота, ведя Ядрана и неся на плече упакованные сумки. Калитка отворена, на пляже – толпа. Молча смотрят на меня.
Я и понятия не имел, где нахожусь. Повозка катилась плотиной над пустыми гигантскими заводями, тянувшимися по самый горизонт. На ветвях деревьев висели гирлянды сухих водорослей, а из болотистой воды иной раз торчали крыши изб. Мы ехали страной трясин и скал, трактом, который поднимался все выше, к отдаленной цепи мрачных невысоких гор. День был облачным, а потому я даже не понимал, в какую сторону мы направляемся. Вверху кружили, оглушительно вопя, стаи черных птиц.
Н’Гома сидел рядом, заходясь в ужасных рыданиях и посыпая голову песком.
– Ладно, – говорит шакал в кепке. – Сейчас ты уйдешь. Мы посовещаемся и решим. Если решим тебя убить, ты легко все поймешь.