– Пора возвращаться, – сказал он. – Нежелательно, чтобы меня здесь обнаружили.
Я часто задышала, пытаясь унять разболевшееся сердце.
– Кто? Да никто. Сам ушел. Бросил все и ушел. Два века в Хаос не возвращался.
Я открыла глаза, с растерянностью рассматривая забравшегося под ель Шайдера. Он сидел рядом и хмурился.
Последнее, что я увидела, – это блеснувшие в темноте синие клинки и взбешенное лицо Арххарриона. И провалилась в темноту.
Правда, лет восемь назад, когда мальчишке исполнилось десять, наши мистрис сочли Данилку слишком взрослым, чтобы находиться в женском приюте, мол, это может повлиять на нашу нравственность, и ходить к нам мальчик перестал.