Темные полотнища закрывают окна, сам дом погружается в траур. И багровые розы в сумраке глядятся черными.
Связалась. На свою голову. А как развязаться, Таннис не представляла.
Таннис присела на лавочку и вытянула ноги, ступни уперлись в прутья, и в какой-то миг показалось, что если она хорошенько надавит, то прутья эти треснут.
– Не стоит нервничать, – усмехнулся Грент. – На старой пристани такая вонь стоит, что учуять что-либо невозможно. Это я вам гарантирую.
Невысокий, крепко сбитый и пропахший касторкой, доктор выглядел на редкость мирно. Он поставил саквояж и поправил круглые окуляры.
И дрожь в коленях. Все те же чужие руки, которые не позволяют упасть, переносят в кресло.