Невысокий, крепко сбитый и пропахший касторкой, доктор выглядел на редкость мирно. Он поставил саквояж и поправил круглые окуляры.
И дрожь в коленях. Все те же чужие руки, которые не позволяют упасть, переносят в кресло.
– Носом дыши. – Войтех каким-то непостижимым образом знал, что с ней происходит. – И лучше через свитер. Подними ворот.
Проклятье… тысячу раз проклятье… он мог вынести что угодно, кроме маминых слез. Сразу начинал чувствовать себя виноватым.
– Потерпи, – повторяет Сверр и оторванный лоскут полощет в воде. А у воды срывает подорожник и, сунув в рот, жует.
– Да, Кэри, попросишь. – Разжав пальцы, Ригер позволил чашке упасть. И ногой поддел. – Видишь ли, Кэри, твой супруг очень честолюбив. И очень, как бы это выразиться, чувствителен к скандалам. А какой разразится скандал, если окажется, что хрупкая его супруга… такая юная… такая невинная… – Он подался вперед и наступил на чашку. Фарфор захрустел под подошвой Ригера. – Очаровательная просто девушка… проводила выходные в публичном доме?