И люди, верные надежные люди, пили, не рискуя оскорбить богов отказом.
В храме, когда глупая девочка связала жизнь с ним.
Пиркко-птичка, сестрица драгоценная – серебряные каблучки, красные сапожки, – отрада отцовского сердца. Когда-то я ревновала. Завидовала. Искала тайком зеркала, пытаясь понять, чем же она, темноволосая, синеглазая, лучше меня?
– Мой хозяин, – гонец обрел-таки дар речи, – желал бы получить ответ.
И томительное ожидание, с шелестом песчинок в часах, с длинной тенью, что скользит от камня к камню, отмеряя время.
– Кениг верит, что поможет. И не верит – знает. – Дядя раздраженно дергает за бороду, и в пальцах его остаются темные волоски. – Мой брат был слишком мягким. Сын кенига умирал. Видишь?