Она сама касается меня, оставляя рваную холодную рану.
– Иди. – Отложив письмо, каам подпер кулаками подбородки, намотал на палец бороду. – Иди непременно, отказ оскорбит кенига. Но будь осторожен. И думай, о чем просишь.
Три дня ветер выл, срывая голос. И круглая слепая луна повисла на небосводе, будто намертво приколоченная, даже днем она не исчезала, бледнела лишь. А солнце не смело вытеснить ее. Мешался свет. Не желтым был, не белым, но красноватым, тревожным. Красил он сугробы, вычерчивая по ним путь для хозяев. И сны смешались с явью.
– Или замерзну насмерть. Но я не стану убийцей.
– А против меня, мальчишка? Чтобы не в спину, но лицом к лицу!
– Остынь, Янгу, – сказал толстяк, поднимаясь. – Уходить пора.