Геля собиралась спокойно ответить, что просто гуляла, но вдруг некрасиво распялила рот и заревела.
Лицо у Павловской было страшное – толстые щеки обвисли, глазки запали, а губы беспрестанно шевелились, дергались, кривились, как у безумной.
Все равно было жаль, что приехали так быстро, Геля опомниться не успела, а лошадка уже завернула с Воронцова поля в какой-то узкий проезд и остановилась у краснокирпичного здания с круглыми башенками и высокими остроконечными окнами – просто готический замок, затерявшийся в московских дебрях.
– А вот такое! – Мальчишка развел руками, показывая размер средней кошки. – Малое совсем, в пеленках. Баба Яся только к вечеру будет, вот Щур с дитем покуда и нянькается.
Геля неохотно открыла глаза. Голова была тяжелой, словно чугунной. Во рту пересохло.
Сон четвертый приснился Геле иначе, чем первые три, можно сказать, выскочил из шкатулки.