Лежащий в могиле дернул уголком рта, это должно было означать ухмылку.
– Послушай, Мир. Дело очень серьезное. Твой отец тревожится, и он прав, из-за отношений с Выворотом. Если Приречье не поддержит властителя Гран вот прямо сейчас, сегодня…
Мальчишка сидел на крыльце, надвинув на глаза свою шляпу. Еще год назад над ним смеялись, дразнили плешивым, кричали, что у него дыра в макушке и потому он никогда не обнажает голову. Теперь смеяться перестали: он вырос и заставил заткнуться дурные глотки, узлом завязал болтливые языки. Теперь они молились, чтобы он ушел; слишком взрослый для приюта, но совершенно не способный жить снаружи, он срывал на них злобу. У них не хватало духа, чтобы собраться вместе и убить его, как им на самом деле хотелось.
Лесорубы-пьяницы дремали в обнимку с кружками. Под закопченным потолком плыл басовитый храп. В таверне сделалось пусто и мирно. Самое время подняться наверх, стянуть мокрые сапоги и наконец-то разлечься в кресле у камина…
Хромой и грузный человек с усилием опустился на колени. Двумя руками оттянул шейное кольцо своих доспехов, так что стал виден узкий темный рот. Он заговорил, глядя Стократу в глаза, старательно артикулируя…
– Он ведь прогнал тебя по приказу княжеского советника, – Стократ кивнул. – Но обставил дело так, будто ты сам виноват. С князем у тебя ссоры не было, случайно?