Филипп Филиппович заглянул ему в глаза и ужаснулся.
А может быть, он не воскресал? Может быть, сосед наврал, может быть, фельетонист сочинил про луну и покойника?
— Вы, однако, смотрите, — предостерегающе и хмуро сказал Филипп Филиппович, грозя пальцем, — всё-таки, смотрите, не злоупотребляйте!
До сих пор с дрожью вспоминаю салфетки Базиля, салфетки, заставлявшие неотступно представлять себе ту страницу в германском учебнике кожных болезней, на которой с убедительной ясностью изображен твердый шанкр на подбородке у какого-то гражданина.
Шмонин. Прошу не гудеть! Отвечай, тетя, суду, кто писал?
— Сам ты Мефистофель! Это Большой театр в Москве!