— Вот тебе и на, — удивился Виктор. — А я-то думал, что такие мужчины должны тебе нравиться.
— и притом не как отец и не как мужчина. Да, было бы гораздо проще, если бы он сейчас сказал: «Милостивый государь, мне все известно, вы запятнали мою честь. Как насчет сатисфакции? «
— Боюсь, что нет, — сказал Зурзмансор, промакивая губы салфеткой. — Боюсь, что к тому знаменитому философу я имею теперь весьма отдаленное отношение.
Долговязый, уже не скрываясь, внимательно обшаривал Виктора глазами.
И снова налетел ветер, уже совсем плотный, как тяжелая мокрая ладонь
— Я говорю, что не удивился бы, если бы город принял бы меры. При чем, как и полагается городу, жестокие.