– Ты что делаешь? – заорал Иван на шкипера, увлеченно крутившего штурвал.
– До стрельбы дойдет – дадим в метрах. – крикнул в ответ Игнатий. – А пока так привыкай.
Еще зал собраний был в стороне порта, туда захаживали все больше приезжие, купцы, моряки и другой временно оказавшийся на Большом Скате люд. Но главное собрание, естественно, было в главной же церкви, куда и несли меня сейчас ноги.
– Я сейчас за командой идти хочу. – с заметным облегчением начал рушить неловкое молчание Игнатий. – Пока то, да пока се – к часу дня вернусь.
«Дурной рыбой» назывался трактир почище рюмочной. И публикой почище, без откровенных забулдыг, и обстановочной. Здесь и прокисшим пойлом не воняло, как в прошлом заведении, и огрызки по столам не валялись, и вели себя здесь прилично. Относительно, конечно, но под стол никто не сползал, да и вышибал вроде не было видно. Если «Рюмочная» была, по всему видать, финишем жизненного пути, то «Большая рыба» – одной из первых ступенек на этой ведущей вниз лестнице нравственности.