– Их увезли, – выпалил Молчун. – Приехали и увезли…
Когда потрошили сани, нашли под мешками живую девку, связанную, с заткнутым ртом, испуганную, заголосившую пронзительно, как только тряпку у нее изо рта вынули.
А вот этой зимой не повезло. Нет, поначалу все ладно было: пришли по тракту, в рощице к их приходу землянка уже была выкопана, и припасы имелись, и дрова. Это хозяин постоялого двора позаботился: он и в прошлом году еду и питье поставлял да указывал, кого на тракте встречать.
– Ты у меня, Мышонок, неделю стрелять с коня будешь, – громко сказал воевода, и один из стрелявших, тот, что попал в ногу, покраснел и отвернулся. – Если бы я сказал поймать – так бей по ногам. Но ведь я сразу сказал – насмерть. А ты что?
Хорек взял свои сапоги, стоявшие у костра, намотал онучи, кем-то заботливо развернутые у самого огня, обулся. Ногам стало сухо и тепло.
– У гонца было письмо? – прокричал Смотритель, наклоняясь к ватажникам.