— Не сидел, а стоял. Восемьдесят лет простоял на столпе высотой в сорок локтей.
«Худой снасти не достать сласти», — мыслил холоп, даже в тайных помыслах не алкая хозяйку для люб: так благоуханна и далека она была от рабского живота, что не чаялась для утех. Побоялся бы подступиться раб несчастный к Феодосье, пуганый и вековым битьем, и неискусным своим мужицким уменьем. Если она и воспринималась женой, то только принадлежащей Юде Ларионову. Даже в мыслях занять его место холоп не смел. И если когда и баялось мужской челядью про женские лядвии хозяйки, то елда в них предполагалась исключительно хозяйская.
— В Красную Слободу! К нашему двору уж приближается!
— А как с ней было? — с горящими глазами вскрикнула Мария, любившая слушать о чужих страданиях.
Феодосья охнула и сжалась. В груди у нее запекло.