— Не ты сие крикнул, а Василий, — поправил его товарищ.
— В каких списках? — заволновалась Феодосья.
— Во имя отца и сына, и святого духа, чудь некрещеная, схоронись в камень, размечись понизью не от меня, грешного, но от креста Христова. Не я крещу — Господь крестит, не я гоню — Господь гонит. Аминь!
— Блудил ли кто с тобой меж бедер до истицания скверны семенной?
«Либо я сама об ея избушку скранией вдарилась и молниеносно преставилась, без причащения, соборования», — подумала Феодосия.
Свечи в шандалах на поставце возле Феодосьиного одра оплавились, когда Истома откинулся на пуховое взголовье, пахнувшее косами Феодосьи. Потянувшись, он поглядел на Феодосью, белевшую на темной перине, как головной сахар.