Стало тихо. Теперь, должно быть, говорил Форестье — беззвучным, прерывающимся голосом.
Он произнес это с полной убежденностью: одна мысль о блаженстве любви приводила его в восторг, сливавшийся с тем блаженством, какое доставлял ему вкусный обед.
— Ты очень добра, моя крошка, — с достоинством ответил он, — но не будем больше об этом говорить, прошу тебя. Это меня оскорбляет.
— Вы остановитесь на улице Фонтен, против дома номер семнадцать, и будете стоять там, пока я не прикажу ехать дальше, — сказал он кучеру. — А затем отвезете меня на улицу Лафайета, в ресторан «Фазан».
— Отчего же ты не назвала его сегодня Милым другом? — спросила мать.
— Подышите свежим воздухом, — сказал он, обернувшись. — Ночь дивная.