Только один человек меня понял. Да и тот меня понял превратно.
Картинка погасла, мелькнула новостная заставка (типа, конец, уже всё) — и началась реклама.
— Хоть на бумагу нанести, хоть на камне высечь — будут у нас и десять тысяч, и сто тысяч! Подумай, целый аль-сифр за один динар — богатства прибудет на мальюн, на мильяр!
— Да, — вздохнул монах. — Скрутили нас на славу, а снасти корабельные, недавно просмолённые, крепкие… Плавали, знаем!
Потом, несколько лет спустя, я попытался избавиться от моих страхов каким-то интуитивно-фрейдистским способом, написав рассказ о корабле, затёртом и раздавленном льдами. Рассказ я написал и даже опубликовал в гимназическом журнале, но страхи все остались на месте.
— И этого языка я тоже не знаю… — сокрушённо сказал Шаддам. — Никогда не предполагал, что могу оказаться в таком положении.