Три сейчас, три потом, – сказал он. – Если будет какое-нибудь «потом».
Коль Винсент, осторожно вылезший из кабины через дверь, которую Андолини оставил открытой, ретировался так поспешно, что стукнулся головой. Он подвинулся на сиденье и, ссутулившись, уселся на прежнем месте, потирая ушибленную голову и надувшись.
Во всем квартале не осталось ни единой машины; они разогнали и такси, и рейсовые автобусы.
В первую секунду он не понял, потом до него дошло.
– Поверни так, чтобы я мог видеть начертанные там слова, – велел стрелок.
«Смотри, Роланд, не клади свое сердце возле его руки, это было бы ошибкой, – проговорил голос из более дальних глубин его сознания (это был не нервный, хихикающий, стервозный голос человека в черном, и не грубый, хриплый голос Корта; Роланду показалось, что это – голос его отца). – Ты ведь знаешь: то, что он сделал для тебя, он сделал потому, что это нужно для него самого, так же, как ты знаешь, что эти люди – пусть они и Инквизиторы – отчасти или даже полностью правы насчет него. Он слабый сосуд, и причина, по которой они его забрали, не была ни лживой, ни низкой. Не спорю, в нем есть сталь. Но в нем есть и слабость. Он как Хэкс, повар. Хэкс подсыпал яд неохотно… но от этого вопли умирающих, когда у них лопались кишки, не становились тише. И есть еще одна причина остерегаться…»