— Не мешай. — Попросила она. — Мне еще вещи собрать…
А Гейдрих — Drecksau — не нашел нужным даже поговорить, передал новый приказ через порученца, и уже через три дня все еще кашляющий и сморкающийся, Шаунбург сошел с трапа самолета в римском аэропорту. А потом была Венеция, Дубровник и Белград, и везде он делал что-то настолько непринципиальное, что оставалось только гадать, какая вожжа попала под хвост большому начальству. А оно — берлинское начальство — только разадавало приказы: налево, направо, шагом марш! Упасть, отжаться, продолжать движение в указанном направлении…
— И ещё, — интонация голоса Сталина чуть не заставила вздрогнуть от неожиданности уже собравшегося повернуться корпусного комиссара, — мы считаем, что товарищу Гамарнику не следует сообщать всех подробностей нашей сегодняшней встречи. Идите.
— В Гааге … — Нарочито беззаботным тоном ответил Федорчук. — Выпить хочешь?
Скрипнула, раскрываясь, дверь, и в «кабинет» вошел Виктор.
— А! — Кивнула уже порядком дезориентированная Кайзерина. — Да. Я поняла.