Когда Воронцов верещал и катался по песку с простреленным коленом, я не испытывал никаких угрызений совести – только удовлетворение от хорошо проделанной работы.
– Милости прошу, Горчаков, – ответила она. – Я хочу видеть ваши глаза.
– Исключительно ради благой цели. – Я пожал плечами. – Я всего лишь хочу остановить кровопролитие… если сейчас это вообще возможно. Готов рискнуть. И не сомневаюсь – вы желаете войны не больше, чем я.
Достаточно. Воронцову явно проняло. Она вжалась в кресло, на мгновение застыла – и вдруг ревком поднялась.
Именно он настаивал на дуэли, когда все остальные пытались придумать хоть какой–то способ ее избежать.
Когда я выходил за дверь, мне казалось, что вот-вот – и взгляд Лены прожжет мне дыру между лопаток. Но стоило спуститься на один пролет, как все это в одно мгновение стало неважным. Будто крохотная квартирка под крышей доходного дома каким–то непостижимым образом «экранировала», защищала меня от неизбежного.