— Ну чего ты. Вдруг тебе вспоминать неприятно…
— Я, господин судья, занимался с фрау Утой любовью, — сообщил гаденыш и даже не покраснел.
— Ну, сам откроешь? — поинтересовался оружейник. — Не терпится, наверное?
— О! Быстро схватываешь, — похвалил меня Жак. — Ну а куда им деваться-то было? Зима на носу. На пепелище оставаться не захотели, да и негде. Герцог, когда войска отводил, приказал все оставшееся дожечь. Кое-кто, правда, около новых ворот поселился, но таких немного. Остальные к нам перебрались… Кто посноровистей — у углежогов да у красильщиков пристроился. Опять-таки, золотари там, метельщики. Но работать не все хотят, сам понимаешь…
Коняга, хоть и нехотя, затрусила быстрее. Братья молчали, а я делал вид, что сплю.
— Так она тебе идет, доля-то. Я проследил, чтобы пивовары ее в реестр внесли, — ухмыльнулся Жак. — А называют квас и так и эдак. А по мне — так все равно — пойло. Поросят им поить.