— Нет, — честно признался Лерметт. — Значит, эти полоумные действительно пришли отсюда. И было их семеро, а не четверо. Коней-то семь.
— А вот тогда в дело вступаю я и вон те пятеро, — Селти выпяченным подбородком указал на вооруженных мечами наемников.
Раздробленная латной перчаткой кость, глубокая рана, тянущаяся от плеча до середины груди... боли было много. Боль накатывала, словно прибой на береговую скалу, ее темные волны отступали и ударялись о скалу вновь, с каждым разом подымаясь все выше — и снова, и опять... поневоле захочешь потерять сознание... захочешь — и не сможешь себе позволить. Потому что надо держаться, даже если уже и незачем — ибо ничего другого тебе уже не осталось. Не пощады же просить, в самом-то деле. Перед врагом иной раз можно и склониться — но перед трусливым подонком...
— Хорошо, — заметил Лерметт и выжидательно взглянул на промолчавшую парочку.
При виде горестного и гневного изумления на этом краденом лице — да как он смеет, вор! — у пленника сердце зашлось от негодования. Лоайре — откуда только силы взялись! — приподнялся на локтях.
— И... что же он сделал? — спросил эльфийский король — тихо, очень тихо.