Он замолчал и дернул головой, заново переживая давешнюю оплошность. Длинные волосы метнулись, открывая лицо — и перед мысленным взором Лерметта вновь возникла страшная рана со рваными краями, некогда наискось пересекавшая левую щеку эльфа.
— А сам ты как думаешь? — поинтересовался Лерметт.
— Вижу, — вздохнул Арьен. — Потому что виновником налета оказался не спятивший эльф, а замаскированный человек. — Он вскинул руку, предупреждая возражения, готовые сорваться с уст принца. — Нет, ты не думай, что я таким манером хочу обелить своих. Я с нас вины не снимаю. — Взгляд его мазнул по телеге. — Но это не единственный человек, замешанный в подоплеку этой мерзкой истории — и корни ее, по моему разумению, растут по здешнюю сторону перевала.
Толпа слаженно ахнула. Ну еще бы. Одно дело — самим набраться злобы рвать кого-то в клочья и прочие зверства творить, и совсем другое — увидеть, со стороны увидеть, как эти жестокости выглядят. Не сотворить в омрачении ярости собственными руками, а увидеть собственными глазами.
Конечно, никакая властность не остановит толпу — но вот заставить ее откачнуться на малое мгновение...
Арьен был прав, бесспорно прав... но Лерметту было тяжко от его правоты. Ее хотелось гнать взашей, вытолкать прочь и забыть, забыть насовсем... слишком уж тяжело думать, что ты пусть и невольно, а повинен в страдании другого... нет, не другого — друга. Лерметту хотелось... какая, впрочем, разница, чего ему хотелось. Бывают такие хотения, которые запретны для любого, если он имеет достаточную силу воли, чтобы не потерять себя.