— По совести, мне бы тебя как следует собрать надо, — проговорил он, — у тебя же ничего с собой нет, да не умею я так-то. Плохо бобылём жить, была бы большуха в доме, блинов бы напекла, а в дорогу — лепёшек. А я вот не догадался тесто затворить.
— Никак, уже поднялся? Тогда и мне пора. Кто рано встаёт, тому бог подаёт.
Прежде Семён каменного воинского строения не знавал, так дербентская стена страховидной показалась, где такую воинской силой одолеть!… Видать, могуч кизилбашский шах, поболее тишайшего царя. Потом уже, побродивши по свету, понял Семён, что крепость была прежде сильна, а ныне по малолюдству не защитна, стены поветшали и, зане случись воинское сидение, против тюфяков и единорогов не устоят.
Семён присел на холмике, положил руку чуть ниже перекладины.
Семён посвистал по-особому, как кеклик кричит в гилянских горах, и племянник Ванятка подогнал к условленному месту лошадь. Лошадь была своя, совсем ещё молодой жеребчик, выкормленный Никитой. Воронке, на которой Семён уходил в соляной поход, молодой конь доводился то ли внуком, то ли правнуком и звали его так же: Воронком, хотя, не в обиду будь сказано, был он куда как постройней прежней лошади. Ванятке за то, что с Семёном стакнулся, обещано было маковых рожков с ярмарки, а на именины кумачовую рубаху с белыми горохами.