В этот момент Микки дотянулся-таки до груди Франциски и ущипнул изо всех сил за мягкое, податливое место, которое мама всегда так прятала.
— В данном случае, — усмехнулся Власов, — скорее американским, если говорить о территории самой Франции. И я бы не назвал результат особенно путным...
Правда, от ребёнка можно было вылечиться. Это называлось «аборт», но в фашистском государстве его было делать очень сложно. Папа часто говорил, что фашисты — свиньи, потому что они не разрешили сделать аборт.
Припарковаться оказалось нелегко: пришлось проехать почти до конца. Там Власов обнаружил свободное место между чёрным «Запорожцем» и непонятной машиной кремового цвета, судя по виду — каким-то антиквариатом середины века.
— Я понял, шеф, — сказал он вслух. — Какие будут указания?
Мальчик сам не понимал, чего именно он так боится. Он просто чувствовал, что времени становится всё меньше, его почти не осталось. Что-то произойдёт, и очень скоро. Что-то очень, очень, очень плохое.