После лесоповала буду в уголке барака писать пьесу «Гибель чужого».
— Данилов, на борту челнока есть посторонние?
Я лежал в кресле, прижатый ремнями к мягким подушкам. Невесомость казалась перегрузкой. Одежда свинцовыми пластинами давила на кожу. Веки были шершавыми как наждак, резавшими глаза при каждом движении.
Следующие пятьдесят минут я чувствовал себя ребенком, которого прихорашивают заботливые родители… Наставники. Нет, скорее — куклой, которую одевают маленькие дети. У ребенка хоть иногда могут поинтересоваться, нравится ли ему та или иная одежда. Со мной такой проблемы не возникало. Катти и Таг полностью отдались увлекательному занятию — проявить, посредством меня, уважение к Мировому Совету.
Легкий щелчок — и я услышал голос генерала.
— Признаний не будет, — устало сказал я. — Наставник, я не собираюсь отчитываться перед вашим миром.