И он стал бить себя в грудь исхудавшей рукой.
– Так вы признаете, что это преступление?
– У господина Кавальканти прекрасный тенор, а у мадемуазель Эжени великолепное сопрано, не говоря уже о том, что она играет на рояле, как Тальберг. Это, должно быть, очаровательный концерт.
– Боже мой! Боже мой! – побледнев, как смерть, воскликнул Моррель. – Что еще случилось?
– Можете вы это понять? – спросила молодая женщина. – Чем, скажите, пожалуйста, господин д’Эпине хуже всякого другого?
– И вы возьметесь препроводить ему это прошение?