— Да ломает меня сильно, батюшка мил-сдарь,— пояснил дед Влекуша.— Допрежь никогда так не ломало.
— Живой, паныч? — по-русски прогудел над ухом знакомый голос.
— Да, видно, утек почти,— влез в разговор Мишка Скопин-Шуйский. Мои рынды, как всегда, были при мне.— Вон след-то. Его ж, почитай, с самой опушки тащили.
— Эх ты,— прокряхтел дед Влекуша, присаживаясь на скамеечку рядышком с Немым татем,— ой, моченьки нет…
— А откуда этот тебя знает? — спросил Аким у Митро-фана, когда уже совсем отдышался.
Ефимьев несколько мгновений смотрел на то, во что превратился славный, добрый и наивный малолетний царевич Федор, а потом сглотнул и дернул головой. Я решил считать это кивком.