— Эх ты,— прокряхтел дед Влекуша, присаживаясь на скамеечку рядышком с Немым татем,— ой, моченьки нет…
— А откуда этот тебя знает? — спросил Аким у Митро-фана, когда уже совсем отдышался.
Ефимьев несколько мгновений смотрел на то, во что превратился славный, добрый и наивный малолетний царевич Федор, а потом сглотнул и дернул головой. Я решил считать это кивком.
И еще среди беженцев было достаточно много людей, к появлению которых я лично оказался не готов. Это были боевые холопы…
— На то у меня и надежда,— кивнул я.— А дело вот какое. Хочу я наше государство в больший порядок привести. Вот как ты видишь, доколь пределы царской власти простираются?
— То им люди, верные царю-батюшке, нарочно сказывали,— пояснил Аникей.— Которые с царева холопского полка. Первый еще под Изюмской, сказывают, сам им в руки отдался. Нарочно на охромевшего коня сел да и татарскому разъезду попался. И там сказывал, что на Руси по весне совсем неустроение приключилось. Многих городов разорение. Супротив царя-батюшки шибкое волнение. Потому царь-батюшка и решил казну схоронить в надежном месте. А поскольку из-за великого неустроения у него верных войск немного оказалось, он городовых стрельцов с Царева-Борисова, Белгорода и Оскола снял.