— Этот отель построен на моей земле, так что плати за незаконное вторжение.
Мередит вспомнила, как сказала нечто подобное, когда жила на ферме. Какой же самонадеянной маленькой идиоткой она была в восемнадцать лет! Сейчас она вообще не брала перерыв на обед и обычно довольствовалась бутербродами, съеденными прямо за столом… если, конечно, у нее находилось на это время. Только сейчас она сообразила, что обед в ресторане — не настолько уж плохая идея, по крайней мере, он не посмеет кричать и ругаться или устраивать сцены, когда она расскажет, в чем дело. И вместо того чтобы стоять в ожидании, пока Мэтт говорит по телефону, Мередит решила осмотреть его коллекцию современного искусства. В дальнем конце комнаты она увидела и узнала единственную вещь, которая ей нравилась, — большой автомобиль Колдера. Рядом на стене висела огромная картина в пятнах и спиралях желтого, голубого и розово-фиолетового цветов, и Мередит отступила, пытаясь понять, что люди находят в подобных вещах. Ей это казалось рыбьими глазами, плавающими в виноградном желе. Рядом висела еще одна, на которой было изображено нечто, напоминавшее аллею в Нью-Йорке…
— Вы слышали все, и я очень сожалею, Мередит. Но это мое мнение, и я не собираюсь от него отказываться.
— Если любой вице-президент осмелился бы сказать мне нечто подобное, я немедленно бы уволил его…
Да, она потерпела жестокую неудачу, но это разочарование не шло ни в какое сравнение с той болью, которая терзала ее, болью от сознания того, как мало она значила для отца. Много лет Мередит твердила себе, что он любит ее, просто не умеет это показать. Теперь же, стоя перед лифтом, Мередит чувствовала себя так, словно мир перевернулся. Ее мир.
— Дело в том, что Мэтт попытался поухаживать за мной, когда мне было восемнадцать, но слишком распустил руки, и папа так и не простил ему этого.