– Я пошла в архивный институт, потому что так хотел папа, – призналась Света тихо, – он считал, что это самая лучшая профессия для женщины – спокойная, уютная, стабильная. Теперь вот папы нет, а я так и сижу в архиве.
Тетя Александра вдруг выпучила глаза, почернела, и праведный инквизиторский гнев переродился в тяжкое, огромное, нечеловеческое изумление.
Вода плескалась, и старуха что-то пела себе под нос. Ей-то легко – она ничего не поймет и ни о чем не узнает. Ей было легко всю жизнь, и сейчас, в такой ответственный момент, ей тоже легко – почему такая несправедливость!
– Пошли, – согласился Настин отец, – или лучше ты приходи минут через десять, а я пошел.
Затрещали кусты, как будто ломился кабан, раздался удивленный присвист и снова треск.
– Это точно, – пробормотал Кирилл себе под нос.