А нет, это меня трясет да так сильно, что не помогает даже стальная хватка привычного ко всему профессора.
Я зажмурилась, стиснув челюсти. Стараясь не торопиться и не думать о том, как близкий срыв продавливает чужую какую-то хлипкую на вид защиту, произвела необходимые манипуляции. Пережала ручеек, осторожно убрала канал, запечатала…
Ладонь тяжело опирается на грубые камни стен.
А я пыталась отыскать у себя в душе этот самый нервный срыв — и не могла. На смерть Эрика Лагранжа после того, как я видела, как подвешенный на цепях корчился от боли его собственный сын, мне было глубоко плевать, похищение с издевательствами не удались, угрозы не воплотились, и единственное, что меня всерьез волновало — как там Даниэль и что с ним будет.
— Я не маг, — с легким оттенком брезгливой усталости повторил мистер Стивенс. — Откуда мне было это знать? Я действовал из благих побуждений, желая лишь помочь.
В моей жизни вообще никогда больше не будет ничего хорошего — он не позволит. В ней всегда будет только Эрик Лагранж!