Ладонь тяжело опирается на грубые камни стен.
А я пыталась отыскать у себя в душе этот самый нервный срыв — и не могла. На смерть Эрика Лагранжа после того, как я видела, как подвешенный на цепях корчился от боли его собственный сын, мне было глубоко плевать, похищение с издевательствами не удались, угрозы не воплотились, и единственное, что меня всерьез волновало — как там Даниэль и что с ним будет.
— Я не маг, — с легким оттенком брезгливой усталости повторил мистер Стивенс. — Откуда мне было это знать? Я действовал из благих побуждений, желая лишь помочь.
В моей жизни вообще никогда больше не будет ничего хорошего — он не позволит. В ней всегда будет только Эрик Лагранж!
В сознание он так и не пришел, а к холодному поту, и прочим неутешительным симптомам прибавилось еще и затрудненное дыхание.
Я смотрела на него хмуро и укоризненно. Ну не до шуток же…