– … и такой-то загорелый приехал, – рассказывает Мария Ивановна Юлии Алексеевне и Степаниде Фёдоровне, – что и не узнала-то сразу! Бурлак-бурлаком, волосы выгорели, а похудел как…
Завтра ему к докторам, ногу ломать и резать. Сидит такой, с прозеленью немножечко, от страха и опаски. Вот работой и спасается, взялся за тёти Песины вещи. Какие перешить напрочь, какие ушить или надставить.
Каждая французская газета провинциальная, и чуть не листки информационные, норовят из первых рук… И едут репортёры и «вроде как репортёры», любопытствующие и просто туристы. Тревожатся. Понимают.
И запах. Зверинцем пахнет из окошек. Давно немытыми телами, больными желудками и зубами, протухлой едой, испражнениями и абсолютной безнадёгой. Ад!
Муромцев, Станиславский, Немирович-Данченко… Объятия, пожимания рук, гул голосов давно знакомых и приятельствующих людей. Общение без особой светскости, даже и толикой некоторого панибратства.
На Хитровке таких полно, да и среди знакомых дяди Гиляя, н-да.. Артистическая среда ети её мать! Богема! Не все, сильно далеко не все, но и за грех не считается ни разу.