Давит! Давит жара, духота и осязаемая всей кожей безнадёга. Атмосфера самая гнетущая, мрачная — несмотря на пылающий над головой безжалостный свет.
На Приморском бульваре щедро расплатился полтинником, не запрашивая сдачи.
Мерзость. Неуважение к себе и нам. Ноги эти, вечно немытые перхотные волосы, затянутые в сальный пучок на макушке. Перхоть на воротнике и плечах, запах пота.
– Иешуа Га-Ноцри, – представился он с благожелательной улыбкой на обрамлённом каштановой бородкой славянском лице.
Из церквы я вышел постный-препостный, как сухарик ржаной. Подождал Саньку, переглянулись с ним матерно, да и домой.
– Там, это где? – полюбопытствовал Саня, пока я, жалея, глажу Фиру по больной руке.