– Чево пожаловали-то, господа хорошие? – осторожно осведомился староста, выйдя вперёд, и чувствуя спиной молчаливую поддержку односельчан, – Оно как бы и тово, рановато с податями.
Беспокойно ворохнувшись, он прислушался к урчанию в животе и решительно встал, положив карты рубашками вверх.
– Ась? – перебил его мещанин, – Павел Андреич, ты вот скажи мне, а если я с жидовкой тово, то не шибкий ли грех? И правда ли, што у них всё не как у людёв? Поперешная там, или ещё в каком разрезе? Ты вот человек бывалый и грамотный, газетки не только в нужном месте используешь, небось интересовался самолично? Сильно, понимашь ли, антиресно, да и свербит так, што мочи нет! Так-то я бы ни-ни, будь моя Матрёна жива, а теперича вот и одолевают мысли греховные. Ну так как?!
Гиляровский хмыкнул в усы, уже поняв по многочисленным кляксам и помаркам, что воспитанник ненароком послал черновик.
Одесса ещё спала, укутанная толстым одеялом тумана, когда наш пароход причалил, загудев протяжно. Пройдя таможенный контроль, я сошёл на берег.
– Люди знают… – Котяра сызнова пожал плечами, – но не так, штобы до суда аргументы с фактами довести. Если кто к ней и попадал, то либо всё…