Местные побродяжки опять разобрали на дрова дощаные самодельные мостки. И знают ведь, што бить за такое смертным боем будут! Знают, как не знать. Но тащат, потому как бить потом будут, а их пропитые и промарафеченные мозги не способны оперировать временными
А тут я, такой весь интересный и кучей возможностей! Я на сотрудничество да, и они теперь не хуже цепных псов будут от меня конкурентов отгонять.
Европейцы несколько более подвержены орднунгу, а хуже всех – паломники, будто пытающиеся разом охватить всю святость этих мест. Р-раз! И встал благочестивый посерёд дороги, да ну креститься, а то и на колени – бух! Каждый камешек библейский, и поди предугадай, где такого блаженного благоговение охватит.
Они немножечко так замялись, и я спохватился.
Дерзкий слишком, не по годам. Сидеть бы чинно, да слушать, что умные люди…
Тётя Песя, счастливая и ничего не замечающая, хлопочет вокруг. А я так гляжу на него, и понимание приходит, што если мы с ними и тово, то бить нужно только ножом, и сразу на поражение. Серьёзный мужчина. Настолько, што дядя Хаим рядом с ним не то штобы совсем пацифист и толстовец, но уже и не главный хищник в лесу.