Острая игла вошла в бедро санора Альгера, и тот дернулся, отшатнулся и, запнувшись за ковер, упал на спину. Надо же… пригодилась.
Я подергала дверцы шкафа. Внутри было пусто и пыльно, как и в комоде. Похоже, здесь если и убирались, то в прошлом столетии. Ладно, мне не привыкать, сама порядок наведу.
– Как ты? – я подала руку, и Малкольм помог подняться. Он больше не пытался удержать меня в постели, должно быть, понял, насколько это… лишено смысла.
От тела пахло плесенью. Такой вот… мерзостный запашок нормального болота, тины… И почему никто не слышит? Или слышат, но… ребенок важнее?
– А мне не шептала. Я ведь ненормальная, – она рассмеялась и показала Ларе язык. – И хорошо… нормальным столько всего нельзя… нельзя вот танцевать. Траур. Смешно. Ее никто не любил. Грустно жить, когда тебя не любят. Правда?
Было время, когда земли, до которых твари удавалось дотянуться, становились пусты и печальны. По соседним гуляли чума с холерой, время от времени вспыхивали войны, а те, кто выживал каким-то чудом, тихо и незатейливо помирали с голоду.