Учителей у меня не было уже давно. С тех пор как я прикончил гувернёра, придворные профессора и мудрецы ко мне в наставники не рвались. А батюшка решил, что если уж я умею читать-писать, то большего и не надо. И так от меня одна головная боль! А вот буду ещё слишком умным…
Написал письмо Розамунде, пригласил её в столицу на бал в Новогодье. Не ожидал, что она приедет, но — приехала, когда установились дороги.
Мы все уже знали, что монах проснулся. Я ощущал его — мог ли он не почувствовать меня?
Рейнольд с заметным трудом разжал руку с платком. В камзоле и рубахе зияли прожжённые дыры, а Сумеречная видимость плоти обуглилась почти до кости. Я прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы восстановить своё тело, мучаясь от дикой боли. Брезгливая гримаса на лице Оскара сменилась невольным состраданием.
У меня и вправду всё внутри переворачивалось.
— Об вас, ваше величество, — говорит, — болтают, конечно, что ваша сила — из ада, а что по мне — так кто бы ни был в союзниках! Дело-то вышло отменное. Может, оно, конечно, и не божеское, но отменное. Сколько баб плакать не станет — я это так понимаю, ваше величество…