Я в нестерпимой тоске шлялся по его опустевшим покоям. Его тряпки, его зеркала, его побрякушки — это всё меня резало, как ножом. Я намотал на запястье жемчужное ожерелье, в котором его убивали, и носил с собой, как чётки, не в силах с ним расстаться.
— И то, — ответила она совершенно автоматически. — Овёс-то уж верно хорош будет…
А ещё от неё происходило дитя. Вот кто меня в то время по-настоящему развлекал.
— То есть, — говорю, — ты бы не стала рассказывать?
Оскар чуть-чуть повёл плечами. С видом «я прав, а впрочем, воля ваша».
Я просто содрал простыни и швырнул в угол.