В лужах отражалось солнце, желтое и яркое, как апельсин.
— На вот, — он протянул бумагу. — Поздравляю. Ты женат.
Страх, какой-то вдруг всеобъемлющий, звериный, напрочь лишающий способности думать. И когти впиваются в чью-то кожу, раздирая ее.
Аккуратный весьма. А в остальном… белый, словно глазурью покрытый. Башенки, фризы, окна стрельчатые… все воздушное, хрупкое, не понятно, как оно зиму продержится.
— Отравила, — она убрала волосы со лба. — Вот и верь после этого альве.
Темно. И темнота кромешная, такая, в которой легко потерять себя же. Она прикоснулась к лицу и с облегчением выдохнула, ощутив это прикосновение.