Чтобы хоть чуть-чуть успокоиться, пришлось подойти к окну, распахнуть одну из створок. Холод пробрал до костей едва ли не сразу: в Дурборе не только осень, но и зима куда злее, чем у нас.
Воспоминания накрыли волной, я невольно вздрогнула, вцепилась в подушку.
— Ничего не боюсь, — не моргнув, солгала я. — Просто не хочу, чтобы отец знал.
— Нет! — сказала куда поспешней, чем хотела. — Мне лабораторную по физану делать нужно.
Других, тех, кого не знала и не помнила или помнила как сторонников Уйлима, тоже не стало. Много. Дюжины две или даже три. И все убиты тайно.
Я застонала и закрыла лицо руками. Нет. Нет у Милли совести. Вернее — ни совести, ни ума!