— Сборщиков, ваша светлость? — переспросил я, напирая на множественное число. — Скольких же они сумели перехватить?
— Вот почему мы разговариваем сейчас. Сегодня. С твоим ножом. Это не летани. Это было неправильно.
— Я всегда с удовольствием, ваша светлость.
— Да кто говорит, что я влюблен? — вмешался я. — Я такого не говорил. Она сбивает меня с толку, я к ней привязан. И не более того. Как я могу ее любить? Я недостаточно хорошо ее знаю, чтобы всерьез говорить о любви. Как можно любить то, чего не понимаешь?
— Тише, тише, — сказала она. — Насчет своих мужчин-матерей можешь думать что хочешь. Мне все равно.
Какое у него стало лицо! Это искупило все его брюзжание. Я отступил на шаг, и улыбка исчезла, стремительно, как молния. Легко, как сброшенная маска. Пусть теперь гадает, какое из моих лиц истинное: зеленого юнца или мелькнувшего из-под него Таборлина?